(1) 3оя Владимировна устала считать, сколько раз в своей жизни она провожала выпускников из школы, и почти всегда эти праздничные выпускные вечера оставляли в ней столь тягостный осадок, что казалось — всё кончено, дальше нет смысла жить.
(2) Почтительно удивлялись: она учит уже сорок лет! (3)На самом деле ещё больше, почти полвека, хотя ей самой было от роду шестьдесят пять.
(4)Её родная деревня, холщовая и лапотная, имела до революции только двух грамотеев — бывшего волостного писаря, который требовал от мужиков, чтоб его называли барином, и спившегося дьячка-расстригу. (5)Даже местный богатей Панкрат Кузовлев, крупно торговавший льном и кожами, не умел расписываться в казённых бумагах.
(6)В начале двадцатых годов в деревню прислали учителя, бойкого парнишку с покалеченной на польском фронте рукой. (7)Он принялся не только за детишек, но и за взрослых, вошло в уличный быт новое слово «ликбез».
(8)Детишки быстрей баб и мужиков осваивали букварь, сами становились учителями. (9)3ойка, шестнадцатилетняя дочь Володьки Ржавого, деревенского коновала и лихого балалаечника, натаскивала потеющих от натуги бородачей читать по слогам: «Мы не рабы; рабы не мы».
(10)Через два года сельсовет направил её в учительское училище, после него она попала в лесное поселение, ещё более глухое, чем родная деревня. (11)Там её ждал пустой, оставшийся после сосланного кулака пятистенок — его надлежало сделать школой.
(12)Сначала эта школа состояла из одной первой группы, в ней рядом с малышами сидели взрослые парни и девушки. (13)Потом стало четыре группы: все в одной комнате, перед одной доской, и учительница на всех одна — Зоя Владимировна.
(14)После годичных курсов усовершенствования её перебросили в рабочий посёлок. (15)Он на её глазах стал городом. (16)Сносились старые дома и старые школы, строились новые, светлые и просторные, понаехали педагоги с институтским образованием. (17)А Зоя Владимировна, как прежде, билась с учениками, больше всего сил отдавала самым ленивым, самым неподатливым, не любящим ни школу, ни учителей-мучителей.
(18)Педагоги с институтским образованием поглядывали на неё свысока, но она забивала их своей добросовестностью — до самоотречения. (19)Она не вышла замуж, не обзавелась семьёй: до того ли, когда всё время, все силы ученикам, только им! (20)Неподатливым — в первую очередь.
(21)И каждый раз, когда эти ученики оканчивали школу, приходили на прощальный вечер, нарядные, казалось, выросшие со времени последнего экзамена, Зоя Владимировна оставалась в одиночестве. (22)Ученики толпились вокруг других учителей, с другими обнимались, целовались, спорили, и никому в голову не приходило подойти к ней, обняться, поговорить по душам, кинуть хотя бы торопливое: «Прощайте!»
(23)Все силы, всё время, из года в год, из десятилетия в десятилетие, забывая о себе, — только для учеников! (24)А ученики забывают о ней, не успев переступить порог школы. (25)Так ради чего она бьётся как рыба об лёд? (26)Ради чего она жертвовала своим?.. (27)Не хочется жить.
(28)Но она жила, не уходила на пенсию, потому что без школы не могла. (29)Без школы совсем пусто.
Фрагмент взят из повести «Ночь после выпуска».
(По В. Ф. Тендрякову*)
*Владимир Фёдорович Тендряков (1923-1984) — советский писатель, автор остроконфликтных повестей о духовно-нравственных проблемах современной ему жизни. |